— Довелось где-то поучаствовать? — Осторожно поинтересовался я. Василь кивнул. Тёплая, добродушная и вместе с тем печальная улыбка осветила круглое перемазанное маскировочной краской лицо.
— Баграм, восемьдесят второй год. Я вертолётчик, Антон. Ребят вроде тебя кучу на своей «ладушке», у духов из-под носа, домой перенёс. Вот вроде война была, а на «гражданке» душно, хоть и стрельбы нет, и духи далеко. Вранья много, люди жизни боятся. Почему так?
— Это нормально, просто там, где не стреляют, другая система ценностей. Жизнь продолжается, есть всякие удобства, и блага — люди воспринимают это как должное. Борьба за выживание переходит в иную плоскость: интриги, сплетни, бытовые дрязги. А в местах вроде этого — Я чуть повёл рукой вокруг себя — всё возвращается в эпоху, когда главным было не слово, а дело. И цена многих вопросов это уже не цветные бумажки, а кровь и сама жизнь. Всё переходит в плоскость инстинктов, упрощается.
Василь усмехнулся, поза стала совсем расслабленной, напряжение постепенно отпускало секретчика. Этот раунд был за мной.
— Ты прям, как профессор чешешь, будто и не прапор вовсе.
— Читал много — отец и дед долго библиотеку собирали. Я вроде как из интеллигентной семьи, поэтому и в армии без офицерского звания.
— Это как?
— Настоящий интеллигент хочет понять всё сам. Добраться до первоисточников жизни, не опираясь на авторитеты и не ища лёгких путей. Блажь конечно, но некоторые вещи лучше узнавать не из книг. Так я родителям и сказал. Они не препятствовали, хоть и не одобряли мой путь к истине, так сказать.
— Ты её нашёл, ну истину эту?
— Ну, я же здесь. Значит нашёл.
Мы поднялись и чувство было такое, что каждый узнал для себя что-то важное, бродившее в подсознании и наконец-то оформившееся в некий осязаемый принцип мироощущения. Норд сообщил, что группа сопровождения уже в зоне прямой видимости. Я дал команду сворачиваться. Следовало пройти к КПП «Долга» до темноты. Этот район Зоны был плохо изучен и тут часто видели «контролёров». Стать марионеткой самому и сделать такими своих бойцов я не хотел.
Встреча сопровождающих прошла нормально — это был дежурный наряд засевшего в одном из заглублённых укрытий, передового дозора. Они обменялись с Василем парой фраз, старший наряда кивнул мне и через сорок минут моя группа уже была у знакомого шлагбаума. Казалось только вчера прощался тут с Лесником и его непростой дочкой. Василь переговорил с начальником караульной смены и нас пропустили внутрь охраняемого периметра. Пройдя ещё через одни ворота и миновав холмистый участок местности, весь изрытый воронками от мин, мы вышли на разбитую асфальтированную дорожку, ведущую к комплексу промышленных зданий, на местном жаргоне именуемых «Бар». Название того, что было здесь до катастрофы на ЧАЭС, уже стёрлось из народной памяти. Теперь же тут было три достопримечательности: забегаловка известная под названием «100 рентген», совмещающая в себе функции гостиницы и закусочной; штаб-квартира группировки «Долг», контролирующей всю территорию Бара и стоящей чуть южнее особняком; и главный аттракцион Зоны отчуждения под говорящим названием «Арена». Насколько я понял, это некий гибрид судилища, гладиаторского ринга и тотализатора, чьи сводки жадно ловят по открытому каналу сталкеры по всей Зоне, а диски с записями боёв расходятся по всему миру, прочно удерживая первые места в рейтингах запретных развлечений.
Миновав ров и ещё один блокпост, мы оказались на территории Бара. Узкие улочки были полны народа, кто-то спешил уйти, кто-то возвращался в различной степени потрёпанности. Вот мимо прошла группа «вольняг», в жутко радиоактивных шмотках, счётчики радиации тревожно затрещали. Вот на территорию базы «Долга» прошли двое сменившихся с поста снайперов, сидевших где-то у северных ворот, там периметр граничил с Дикой территорией. Стволы держали в руках, я уловил знакомый запах горелого пороха: кто-то из шляющихся по руинам мародёров или наёмников уже никуда сегодня не придёт. Правду говорит народная мудрость: не бегай от снайпера — умрёшь уставшим. У ворот ведущих на базу, Василь с братом от нас отделились, мы пожали друг другу руки и разошлись. Несмотря на достигнутое соглашение, я знал, что секретчик своё ещё взыщет. По его представлениям я был его должником, что давало некий бону на будущее. То, что он заявится ко мне с какой-нибудь мутной просьбой — это лишь вопрос времени.
Мы с Кротом, Нордом и Денисом зашли в бар, чем-то неуловимо напоминающий столовую на Кордоне, только здесь помещение было оборудовано в полуподвале, а комнаты находились вообще где-то внизу, отделённые от общего зала широким зарешеченным тамбуром, где за постой школьной партой сидел охранник. Перед ним стоял монохромный монитор, разделённый на четыре сектора, где просматривались коридоры ведущие в номера, чуть справа и в центре раскрытый потёртый журнал регистрации с привязанной к нему на длинном шнурке ручкой, а на полу тоже справа, стоял прислонённый к боку парты АКС74. Парень с профессионально — ленивыми манерами лузгал семечки, аккуратно сплёвывая шелуху в бумажный кулёк, свёрнутый из какого-то глянцевого журнала с грудастыми полуголыми девчонками.
За широкой барной сойкой, протирая стаканы, стоял брат-близнец Сидоровича, только без очков. Его зычный, хриплый баритон перекрывал громко надрывающийся телевизор, где без остановки крутили музыкальные клипы вперемешку с записями боёв на Арене. Табачный дым плотным слоем укутывал потолок и серым маревом струился между столиками, создавая в баре, по-своему уютную атмосферу. Шутки, брань, ритмы современной музыки — всё это сливалось в общее монотонное жужжание, настраивая на предмет выпить и закусить.